Мастер-класс по фантазматике.
Как правильно изгнать ежа?
Финальным спектаклем третьего дня Фестиваля «Русская драма» стал представленный эстрадной студией «Фантазматика» (г. Санкт-Петербург) спектакль-сон «Изгнание ежа» по повести Е.Клюева «Между двух стульев». Спектакль фактически можно использовать как наглядное пособие по путешествиям в мир фантастики.
Сюжет спектакля пересказать невозможно, но выстроен он на условном путешествии практичного, рассудительногомальчика в мир фантастический творчества, где можно узнать вкус «винегрета из театральных масок» или «очутиться в чайнике». За своё короткое пребывание в этом «ином мире»герой успевает влюбить в себя страстную испанку Шармен, прежде сходившую с ума от Бон Жуана, победить Муравья-разбойника, практически открыть Мимо-реальный музей, поболтать по душам со Смежной Королевой, взять уроки полета на скейтборде у Летучего Нормандца и немного подработать в качестве гоняемого Ежа.Приключения Петропавла неоднократно вызывали в зале продолжительный смех, постмодернистский юмор имел успех у зрителей.
Название постановки выбрано не случайно – скорее всего, под образом Ежа, которому всегда «все понятно», имелись в виду здравый смысл, логика, консерватизм, инертность, рамки обыденной жизни, которые мешают человеку мыслить образно. С другой стороны, спектакль оставляет у зрителя ощущение неясности и дезориентации, возникает множество вопросов, в том числе и по поводу финала: к какому выбору приходит герой, и разве жизнь искусства, которую он увидел, это только хаос и абсурд? Почему оно не может быть в гармонии с порядком и организованностью?
На обсуждении спектакля членами детско-юношеского жюри вопросы сыпались как из рога изобилия. Всех интересовало, кто же такой главный герой по имени Петропавел (ботаник? хипстер?) и от какой жизни он убегает? По мнению ребят, спектаклю не хватило более подробной предыстории. И, конечно же, всех волновала суть финала. Многие отметили хорошую игру Алены Волковой, исполнявшей роль Петропавла, и остроумную языковую игру в спектакле, которая, конечно, является заслугой автора Евгения Клюева. С другой стороны, прозвучали мнения о том, что в «Изгнании ежа» нет стержня и той доли организации, которая должна существовать даже в сюрреализме. «Любое искусство должно иметь определенный вектор», - подытожила рассуждения членов жюри Валерия Полякова.
Виктория Любавина
Жюри говорит...
Олег Иванович Пивоваров:
«Мой несчастный разум как ни пытался найти контакты со смыслом происходящего на сцене, так и нашел. Зачем вам понадобилась такая борьба с рассудком? Ещё плохо другое - выходили ваши актрисы, бесконечно любящие вас, как птицы, как чайки, после хорошего полёта, с ощущением: «Вот, случилось – театр!». Но хочу и поздравить: ваша девочка, которую вы в мальчика переделали, это очень способный человек. Она может стать актрисой, она может и Хлестакова сыграть… »
Александр Борисович Иняхин:
«Кто-то из святых сказал: «Если Господь хочет наказать, он лишает разума». Ваша декларация прямая, что вы объявили войну разуму, и вместо Господа хотите всех нас лишить разума. С другой стороны, есть такое убеждение, совершенно справедливое, что настоящий авторский спектакль должен раздражать… Он раздражает. И мне очень помогла фраза режиссера про антитеатр, который раскурочивает все театральные понятия. И самый замечательный антитеатр, который мы видели в этом сезоне, – это «Король Лир» Кости Богомолова, где женщины играют мужчин, мужчины женщин, мужчины играют женщин лучше, чем женщины мужчин. Если я правильно понимаю, это тот самый Евгений Клюев, «Сказки на всякий случай», «Думайте о нас», дилогия, которая идет сейчас в РАМТе. Здесь ассоциации с Алисой, с Пеппи, с «Малышом и Карлсоном» - это первое, что приходит в голову. Почему мы пытаемся вот эту логику, абсолютно у Кэрролла филигранную и фантастическую, применить к тому, что мы знаем про театр, про жизнь, про себя? И тут тоже возникает некая сложность. Есть такое детское определение: эта пьеса – шкодная. Она замечательно в этом смысле провоцирует нас на раздражение и на восторги в равной степени. Это действительно очень детский спектакль. Но если в РАМТе на эти тексты направлен аппарат академического театра, сильная труппа, то здесь – дети, при всей их искренности, они в этом тонут. И если бы не эта изумительная девочка, на которую можно ставить и «Двенадцатую ночь», и «Наполеона Орлёнка», и другие травестильные феерические пьесы, в которых Сара Бернар играла… Это фантастическая актриса, я сожалею, что она сдвигается в режиссуру, но есть режиссеры, которые возвращаются потом в актерскую ипостась. Она очень точно работает, она незабываема по своей внятности существования на сцене. И рядом с ней только, как мне показалось, Дитя без глаза. Я подумал, что это мальчик – так здорово он сыгран. И в какой-то степени – Смежная королева. Я тоже почувствовал, что она понимает, что она делает. Три человека, на которых можно все это построить.
Но на 40-й минуте из 1,5 часового спектакля я, как арифмометр, начал считать финалы. Потому что эта тема должна куда-то как-то разрешиться – она никуда не разрешается, а превращается в тупик самой себя. Здесь эта безразмерность, бесформенность этого материала сама себя продаёт. И я могу чем-то увлечься, на какую-то ассоциацию сесть, но всё равно спектакль не складывается в единое и завершающееся действие, в результат… Этот спектакль внерезультативен, притом что один из коренных пороков этого дела – его многословие…»
Владимир Николаевич Демидов:
«Виктор, спасибо за этот антитеатр, который вы показали. Действительно, актёры друг с другом не общаются, это здорово. Сделайте спектакль на 30 минут, и всё получится»
Римма Викентьевна Кошурникова:
«Дети ваши просто восхитили. Как можно весь этот бред запомнить, не сбиться, всё вовремя, всё точно… Я понимаю, что за этим стоит школа, в хорошем смысле – тренинг. Вот с этими ребятами, по-моему, можно уже много чего делать. Мы сейчас пытаемся разобрать его с точки зрения классического построения пьесы, материала, драматургии… Но нам раздали эти афишки, и такое рассуждение-эссе по поводу искусства: «Вы так уверены в том, что искусство изображает жизнь, а не наоборот? Можно понять жизнь. Ей с тобой немножко скучновато, хочется чего-то на стороне, чего-нибудь этакого. И вообще, здравому смыслу здесь просто нет места». Так какой мы сейчас смысл ищем? Какую логику? Это всё по другим законам сшито, сделано… Площадка – это не Болотная площадь. И нужно чувствовать ответственность за каждое слово, которое произнесено и послано в зал, потому что там сидит разная публика, в основном, я думаю, что это неподготовленная аудитория к тому, что нам показали. Константин Сергеевич говорил: «Чем удивлять будете?» Но совершенно другой смысл вкладывают в эту фразу, чем то, что нам дал этот спектакль. Хочу закончить свой посыл: «Коль скоро замечен худой помысел и отвергнувший его, то, как бы он ни будь худ, это не вменяется тому, кто его испытывает». Это сказал Феофан Затворник. Я думаю, что мы не будем судить строго данную работу, и дай Бог, чтобы следующий спектакль, который мы увидим, удивил нас, но так, как имел в виду Константин Сергеевич»
Михаил Григорьевич Щепенко:
«Форму надо нафантазировать, как говорил Вахтангов. Без решений формальных любой, самый точный психологический спектакль делается плоским. И то, что здесь такой яростный поиск формы, попытка высказаться неординарно, - это меня привлекло. Здесь кто-то ищет смысл. Но в большой степени ведь спектакль против всякого смысла. Смысл большой в том, что существует иная реальность? И в этой реальности, может быть, лучше существовать, чем в нашей обыденной? Ну что ж, на 20 минут можно занять наше внимание, чтобы это доказать. А дальше ведь идёт всё равно разрушение смысла. Это постмодернистские тенденции: уничтожение смысла, уничтожение всяческих понятий, идеалов, диалогоцентризм… Здесь, несомненно, установка на то, чтобы комбинировать эти осколки, комбинировать то, что вроде бы не комбинируется. Такая оригинальная бессмысленность. Мне это интересно, как поиск таких ходов неожиданных, но, к сожалению, эти ходы ходами и остались. Утверждение постмодернистское, что смысла не должно быть, мне чуждо…
Эксперимент всегда интересен, в этом смысле я поддерживаю режиссёра. Но вот ЧТО мы хотим сказать – всё равно это остаётся для меня главным вопросом. Всегда. Причём хотим не просто отрицать, от ума понять – в сердце это не донесено. И нужно ли это доносить режиссёру? Наверное, не нужно.
Такая аморфность, вероятно, запланированная… Простите, но мы должны говорить то, что мы мыслим и чувствуем, так или иначе»
