Жюри говорит...
Отец Илия Соловьев:
«Как мне кажется, в спектаклях не должно быть нарочитой назидательности, только если это не адресовано детям семилетнего возраста, которые еще не понимают, о чем идет речь. На мой взгляд, здесь неуместно использование песнопения «Да исправится молитва моя», потому что, когда зритель слышит это, в его подсознании невольно закладывается ощущение правильности, какой-то важности момента, и происходит некое навязывание. Между тем, если бы диалоги этого эпизода звучали без музыки, то это произвело бы другой, более глубокий эффект. И уж конечно, совсем неловко было услышать ржание коня сразу по окончании песнопения без какой-либо паузы»
Олег Иванович Пивоваров:
«Высший пилотаж в театре – адаптация прозы. Редко у кого это получалось, но есть ряд поучительных уроков, например, «Чёрный монах» и «Скрипка Ротшильда» Камы Гинкаса в московскомТЮЗе. Вам будет понятен принцип перевода, постижения прозы языком театра. У вас получилась буквальная зарисовка, иногда наивная, местами смешная. Такая хорошая девочка Конь… Я вижу, сколько сердца, сколько труда вы вложили, как приятно детям находиться на сцене, и это передается в зал. Дети все счастливы, и я счастлив, даже замечая недостатки»
Александр Борисович Иняхин:
«Акцент сделан на ребенке, и сквозь бытовой ряд также прорастает ощущение святости чувств человека. Человек впервые для себя открывает чувства на неведомом себе уровне, и это сделано интересно и с той внятностью внутренних оснований, которые характерны для такого рода материала. Но всё дело в интонации. Один из постулатов Федора Ивановича Шаляпина, который был не только гениальным певцом, но и очень ответственным человеком, звучит очень просто: «Актерское искусство – это искусство интонации». И когда слышишь интонацию органическую, то совершенно неважно, какой уровень текста и уровень постижения. Важно то, что человек может этой интонацией передать свое внутреннее состояние. Лучше всех в этом смысле выглядела Бабка: во-первых, её легко было слушать; во-вторых, она была содержательна как в комментариях, так и в поведении внутри сюжета. Спектакль меня тронул, я рад, что Паустовский возвращается на сцену»
Наталья БорисовнаТагунова:
«Спасибо за то, что это Паустовский, за то, что это замечательный мальчик, за то, что Бабушка хороша. Но, несмотря на это, цельности восприятия мешало только одно – литературная основа. Это частый бурелом на пути режиссёра. Другой момент – ассимиляции литературы и драматургии: сцена матери и сына, центральная, единственная развернутая драматургическая сцена. Вдруг в этой одной опорной сцене возникают приёмы литературного театра. И вот тут надо продумать, где литературный театр, а где драматургический.
Мне не мешает эта девочка-конь. Она живёт своей особой жизнью, только я не могу понять, что это за жизнь »
Михаил Григорьевич Щепенко:
«Дело не в обаянии этого спектакля, дело в юных актёрах. Для меня важно одно: дошло ли оно до сердца или нет. Здесь всё-таки это происходит, несмотря на какие-то рассуждения. Сценография интересна, но возникает сценическая путаница в расположении героя. Основная проблема всё-таки в соединении прозы и драмы. У меня убеждение: что-то должно быть уничтожено. В театре нужно показывать, а не рассказывать. Прозе нужно находить эквивалент»